В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: "придурков всюду хватает" - в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.

У Н. Уэста есть повесть о путешествии по кишкам троянского коня. А Регина Дериева, далекая от столь животных пространств, с высот ангельских взирающая на всех придурков, чьи кишечные чакры чересчур активны, путешествует внутри мозга этого коня. А заодно - всех библейских пророков (Ветхий Завет для нее - поэзия и философия, а не собрание историй, не жизнь людей, как, например, для Фолкнера). Но, пожалуй, и мозг - слишком материальная субстанция для Дериевой. Ведь она путешествует в пространствах, преодолевает времена, ее сюжеты - ментальны, как алгебраические уравнения. "Жил человек в пустыне и был счастлив, пока не окружила его армия понятий". Жил человек в библиотеке, жизни не знал и представлял ее себе в виде набоковской бабочки. Порой тошно становилось человеку в пустыне абстракций, и тогда пытался он нащупать жизнь, схватить ее, словно край плаща апостола Павла. Но не давалась жизнь, ускользала. И ускользал текст.
Как, например, в известном стишке про дом Джека, в тексте Регины Дериевой матрешки словоформ выглядывают друг из друга, а самодостаточность языка, на предметы не указующего, гипнотизирует и одновременно вызывает недоумение. Такой текст, конечно, невозможно упрекнуть во вторичности, - все сюжеты Дериевой оригинальны. Однако претит именно желание во что бы то ни стало быть оригинальной. Искусственные обэриутские имена персонажей (как и оба псевдонима Дериевой - Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот), искусственные ситуации (типа женского монастыря, в котором все монашки состоят в тайных экстремистских организациях). Текст ни на секунду не становится реальностью, и когда Василий Скобкин пишет: "я никогда не расстегивал перед вами ширинку", то представляешь все ту же небесную, о душе пекущуюся Регину Дериеву, обнажающую эту душу… С первой фразы - "Все истории давно рассказаны" - мы попадаем в пространство поеденной молью литературности.
Что же спасает? Текст Дериевой (особенно, когда она пишет от лица Синокрота) обладает магизмом, присущим прозе поэтов. Что в прозе - темно и вяло, в поэзии обретает глубину. Сопряжение метафизичности и случайных событий, игра перетекающих друг в друга словоформ ("Пришел Толкователь Толкований, чтобы столковаться со мной…") - еще органичнее в стихах. Поэтические отрывки, которыми перемежаются рассказы Скобкина и Синокрота - свидетельство справедливости слов Бродского, который узрел в творчестве Дериевой "подлинное авторство поэзии".
А к прозе Дериевой, видимо, нужно попытаться применить рецепт из ее стихов: "Научитесь читать бабочку между строк неба"…