Путевые заметки Кристиана Крахта «обнаруживают тенденцию быть чем-то большим, чем просто рассказ о путешествиях» (так высказался сам автор об эссе Розенквиста). Уже первая зарисовка вызывает в памяти «Короля Убю» Альфреда Жарри: «Действие происходит в Польше, а стало быть – нигде». В травелоге от Кристиана Крахта действие тоже «происходит нигде». И не только потому, что Крахт путешествуют по забытым богами и цивилизацией странам… В переписке с Варварой Смуровой (молодым российским литературным критиком, подписывающимся именем героини Набокова) сформулирован довольно точный образ, вычитываемый из книг Крахта. Речь идет о резонирующем и заполняемом случайностями вакууме внутри каждого из нас. Иначе говоря – о тех объятиях небытия, которое мы ощущаем внутри себя, которого бежим. Засасывающего небытия.... В путевых заметках, собранных в «Карте мира» (из книг «Желтый карандаш» и «Новая волна»), этот образ вывернут вовне. «– Но почему солдаты не осмеливаются покинуть борт? – спросил я, хотя уже догадывался об ответе. – Потому что снаружи ничего нет. Empty. Zero. Zilch». Реальность исчезает, как было и в других текстах Крахта. В одном из манифестов Крахт писал: «Мы не движемся к аду, мы уже давно в нем живем… Ну, помнишь, третий глаз, который, когда откроется, поглотит мир…». И предчувствие этого оборачивается в текстах Крахта острой тоской по себе, никогда не покидающей номада.
С другой стороны, автор записок превращает в эстетический объект любой промельк повседневного. В сущности, весь мир для него – эстетический феномен. А еще – поле постоянного конфликта между подлинностью и неподлинностью.
Это две стороны поп-литературы.
Центры исчезновения: Джибути, Монголия, Афганистан, Баку, Чернобыль… Словно репортаж с обратной стороны Луны… Словно приглашение на выставку фотографий из тех мест, которых нет в путеводителях… Забытые, опустошенные, потерянные в пространстве и времени города. Где всё продолжает умирать, несмотря на то, что продолжает жить – странной жизнью. Со смутным ощущением, что жизнь где-то есть – где-то, но не здесь… Здесь же живут в иной реальности. Жизнь многолика, а у небытия всегда одинаковое, монотонное «выражение лица». Вот и Баку выглядит, по выражению Крахта, как город с картины де Кирико.
Кажется, что монотонность возводится в бесконечную степень. Еще мгновение – и реальные люди заговорят, как персонажи Беккета. Собственно, уже говорят. «Джибути – самая дорогая страна после Японии», – эту фразу, как заведенные, произносят все собеседники Крахта в этом маленьком государстве. В бакинскую гостиницу Крахту несколько раз звонит канцлер посольства, чтобы сообщить, что предпринять, если он действительно хочет взглянуть на буровые вышки… «Но все равно у вас ничего не выйдет», – всякий раз добавляет канцлер.
В описании путешествий по самым экзотическим уголкам земли нет ничего экзотического. Есть только гротеск исчезающей реальности. Он в поедании черной бакинской икры «пластмассовыми половниками», в остроносых туфлях и рубашке навыпуск – украинской «маскировочной» одежде Крахта, в игре монгольского мальчика «в камушки», роль которых исполняют элитные немецкие конфеты, в швейцарском сыре, которым Крахт кормит монгольскую козу. Автор собирает все эти стеклярусные бусины, подобно тому, как messies коллекционируют стаканчики из-под йогурта или старые газеты. Так создается картинка антимира, портрет места, где кончается Запад, кончается Европа. Европейцев здесь не ждут. Хотя иногда присваивают европейское. Так, например, на мосту через реку Квай звучит музыка из знаменитого фильма, а элементом сюра в описании Баку являются звучащие повсюду песни Supermax. Но Востоку и Западу все равно не сойтись, и картинка из жизни тех же британских дауншифтеров в Гоа – тому свидетельство. И Крахт с томиком Элиота в Камбодже или даже биографией барона Унгерна в Монголии кажется в этих местах пришельцем.
Жители Монголии, Афганистана, Азербайджана… Улан-Батор, Баку или Кандагар – их единственно возможная реальность. «Здесь нет порождающего иронию разрыва между тем, что есть, и тем, что должно быть» – пишет Крахт. Сам же он коррозийное и выморочное облекает в монументальность иронии. Для полноты картины на «глобусе Азии» не хватает только Северной Кореи. Чтобы быть в центре хорошо отлаженной Системы, и в то же время – нигде.