Эта книга - заявка на новый жанр. Жанр, который сам автор, Доктор истории искусств, доцент Европейского гуманитарного университета, редактор популярного Белорусского еженедельника, определяет как "reality-антиутопия". "Специфика нашего века заключается в том, что антиутопии можно писать на совершенно реальном материале. Не нужно больше выдумывать "1984", просто посмотрите по сторонам",- призывает Роман.
Текст - про чувство, которое возникает, когда среди ночи звонит телефон, и вы снимаете трубку, просыпаясь прямо в гулкое молчание на том конце провода. И от мысли, что теперь позвонят уже в дверь, становится так страшно, что... вы идете и открываете. Открываете - зная, что тем, кто молчит в трубку, открывать ни в коем случае нельзя.
Текст - про мир, в котором каждый вздох подслушивается и нумеруется, где каждая улыбка фиксируется и вносится в реестр, где единственной функцией стен является прослушка, а прохожие никогда не бывают случайными. Мир, существующий только в мрачных королевствах вашей фантазии. И о тех незаметных людях, которые молчат в телефонные трубки и помогают этому миру проникнуть в вас.

Виктор Мартинович — прозаик публикующийся, обсуждаемый, и потому известный; другое дело, что до сей поры у него не выходило ни одной самостоятельной книги — а поэтому и известность его не широка. Что ж, «Паранойя» меняет дело; и есть ощущение, что не просто формально, а — качественно, по достоинству. Сейчас попробуем это доказать.

По здравом размышлении — а надо сказать, что способность трезво оценивать воспринятое приходит после прочтения книги не сразу, — становится понятно, что Мартинович предложил нам роман вполне традиционный. Это политизированная беллетристика — история любви на тоталитарном фоне; «Дети Арбата» или что еще вам, уважаемый читатель, сразу вспомнилось? И пусть вас не обманывает заявление, сделанное в аннотации к книге: «заявка на новый жанр reality-антиутопии». От reality здесь — портретное воспроизведение Белоруссии: действие происходит в Минске; страной управляет Николай Михайлович Муравьев — главный человек во всесильном МГБ, Министерстве государственной безопасности, объединившем в себя все силовые структуры разом; ну и при этом получается, что портрет возможно нарисовать только в стиле антиутопии — такова мысль автора. Главный герой Анатолий Невинский («говорящая» фамилия; как и другие в романе) — писатель-диссидент, любимый западными издателями как «человек отттуда», из «последней диктатуры Европы» и, естественно, не особо любимый МГБ. Причем не сказать, чтобы оно его искало или активно ему мешало… это вполне мирное общежитие, когда каждый знает о существовании другого и мирится с ним.

И вдруг — любовь. Происходит она с Невинским совершенно случайно, нежданно-негаданно, то есть — так, как и должна происходить по-настоящему. И — его чувство взаимно, наш герой имеет успех, он удачлив! А дальше — дальше совершенно невероятная, невозможная история этой любви; такой сильной, всепоглощающей не бывает, не бывает, а если и бывает — то всего один раз… и вот эта хрупкость, fragile самого главного в жизни двоих людей события задает в «Паранойе» саспенс посильнее стивенкинговского… и этой любви существовать в заданной системе координат не разрешено, не позволено, как сидеть или лежать в дневное время суток в камере внутренней тюрьмы МГБ… Ведь Елизавета Супранович, Лиза, в оперативной разработке — Лиса, в которую влюблен Анатолий, Медведь, в оперативной разработке — Гоголь, оказывается любима и им — Тираном, Муравьевым… Заканчивается все, конечно же, очень плохо. Девушка жестоко убита, уничтожена физически — кем, как, когда, зачем? — все остается неясным, а Анатолий — жив, жив, но раздавлен во всех других, нетелесных смыслах…

До чего же, черт побери, это сильный дебют в большой форме! Пусть сюжет романа, представленный в виде синопсиса, выглядит избито; пусть в нем явственно чувствуется излишняя литературность, или, что то же, нежизненность — но как это сделано! Восхитительный, практически безукоризненный язык; точно выстроенная композиция и мерная, выверенная динамика действия. В отдельных местах — таких, как, например, первая прогулка влюбленных после знакомства, или описание сумасшествия, накрывающего Гоголя после рокового расставания — Мартинович достигает уже какого-то невероятного уровня: ни одного неверного слова, абсолютно точное попадание при передаче всех оттенков настроения, удивительные сценические находки… Такое читается на одном дыхании, которое сразу становится неровным.

«Паранойя» Виктора Мартиновича — книга местами очень тяжелая, мрачная, как свинцовая туча, а местами — совсем наоборот, воздушная, прозрачная и цветная, как радуга… И в этом сочетании своих настроений, противопоставлении любви всепобеждающей — всеразъедающим мракобесию и грязи и заключается ее замечательная сила. В русской литературе появился новый серьезный писатель.