Тяжелая, трудная, чертовски некомфортная и очень, очень своевременная книга. Спасибо Владиславу, Максиму, Артему Бресту, Андрею Крутинюку и всем остальным, чьи отзывы буквально вынудили меня вгрызться в этот могучий монолит, рискуя увязнуть, обломать зубы и т.д. Давно не встречал такого сочетания дерзкого замысла и талантливого воплощения.
Роман Джонатана Литтелла далек от совершенства, но именно его шероховатости и изъяны не позволяют сознанию читателя проскользнуть сквозь или мимо. «Благоволительницы» не поражают воображения художественной образностью и глубиной проникновения в суть предметов и явлений, как, например, «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Более того, автору явно недостает романного дыхания, эпического размаха, да и литературной изощренности. Его книга – по сути, хроника, до абсурда растянутая повесть – в определенные моменты хотелось ее отложить и почитать что-нибудь другое. Однако Литтелл каким-то образом сумел придать своему повествованию такую степень достоверности, создать такой эффект присутствия, что трудно было отделаться от ощущения, что передо мной не художественный текст, но подлинные мемуары нацистского офицера. Монотонный пересказ событий, дотошное внимание к деталям, отсутствие ярких красок и притупленность чувств сделали то, с чем не справилась бы вдохновенная, образная фантазия поэта – роман приобрел силу и основательность исторического документа – истинного свидетельства эпохи.
То, что автору, казалось бы, не удалось, обернулось в итоге его же благом. Потерпев поражение, как художник, Литтелл явил собой подлинное величие, как летописец.
Своей внутренней раскованностью и подчеркнутой, нарочитой имморальностью книга Литтелла напомнила мне «Путешествие в Агарту» аргентинца Абеля Поссе. Этот небольшей роман у нас, помнится, вообще под запрет попал и изымался из книжных магазинов (как, впрочем, многое из того, что было выпущено Ильей Кормильцевым в издательстве «Ультра Культура»). Официально не существующая в России цензура усмотрела в книге признаки пропаганды нацизма и порнографии. В «Благоволительницах» тоже не прописано черным по белому, что нацизм – плохо, а все, что против него – хорошо, что Гитлер – слабоумный маньяк, садист и дегенерат, да и откровенных сцен, включая нетрадиционно ориентированную любовь и инцест, там хватает. Как и Абель Поссе, Джонатан Литтелл не вешает ярлыков и не подсовывает читателю тщательно пережеванную, полупереваренную идеологическую кашицу – он просто рассказывает историю своего героя и его времени.
Думается, если б не Гонкуровская премия и не всемирное признание, роман Литтелла тоже мог бы угодить у нас в разряд крамольных. Поражает, к примеру, с какой тщательностью – чуть ли не с нежностью – выписаны образы вождей и функционеров Третьего Рейха. Ни малейших признаков авторского осуждения или карикатурности. Один застенчивый душка Эйхман, играющий Брамса на скрипке во время милой семейной вечеринки, чего стоит! Попробуйте себе представить Вышинского, извлекающего из нежной арфы Шуберта, сосредоточенно (попытка – не пытка) подбирающего на свирели Грига Лаврентия Павловича, ну или хотя бы Ежова, выдающего «Комаринскую» на балалайке.
Временами «Благоволительницы» как бы окончательно утрачивали свойства художественного текста и превращались в некий математико-философский трактат, где арифметика смерти рука об руку шествовала с демагогией палачей. Особенно показательны в этом плане рассуждения героя о коллективной ответственности, о том, насколько виновен стрелочник, что направил эшелон с евреями на путь, ведущий в лагерь смерти, - типичный цинизм резонерствующего душегуба. Это прекрасно понимает и он сам, и писатель, и читатель. И все же даже при подобной прозрачности это производит сильное впечатление. Воистину нацизм – одно из самых чудовищных и непостижимых уму изобретений человечества.
В своем романе Литтелл определенно стремится быть если не объективным, то хотя бы беспристрастным, что не может не подкупать (для западного писателя подобный подход при освещении событий Второй мировой вообще большая редкость). И все же война у него сводится по большому счету к одному лишь Холокосту. На каждые десять упоминаний слова «еврей» в тексте приходятся не более трех «украинцев» (и то лишь для рассказа об их активном участи в массовых казнях евреев), пара «большевиков», пол-«цыгана» и едва ли одна десятая «русского».
К слову, украинцам от Джонатана Литтелла досталось по полной программе – не меньше, чем от его тезки Сафрана Фоера или переводчицы Елены Костюкович, явно склонных видеть в представителях нации любителей борща и сала главную ударную силу мирового антисемитизма (быть может, не без оснований, хотя национальный вопрос, на мой взгляд, не та сфера, где стоит прибегать к обобщениям).
Не то, чтоб из «Благоволительниц» каким-то образом вытекало, будто холокост устроили вовсе не немцы, а… украинцы, но что-то такое между строк периодически всплывало. Ведь немцы – люди цивилизованные, не чуждые высоких материй – убивали строго по закону, методично, с соблюдением всех положенных норм и процедур. То ли дело эти распоясавшиеся «азиаты»-бендеровцы – мародеры, линчеватели. Иной раз у воспитанного на Бетховене, Гете и Шопенгауэре эсэсовца аж сердце защемит при виде их диких расправ. Вступится, защитит полуживого Абрама или Сару. Ну уж а потом – честь по чести! – определит в какой-нибудь Аушвиц или Дахау – чтобы все по-человечески было.
Справедливости ради, находит автор доброе слово и для украинцев – когда описывает, как самоотверженно, доблестно и героически те сражались с большевиками в Сталинграде. Удивительно, сколько наций воевало против нас в ту войну. Бельгийцы – в Моздоке, хорваты и украинцы – в Сталинграде, французы – под Смоленском (до сих пор не понимаю, с какого перепугу эти изнеженные коллаборационисты оказались под занавес в стане победителей?). Это не говоря уже об итальянцах, болгарах, румынах, латышах, венграх и финнах. Целый национал-социалистический интернационал. А отдуваться в итоге пришлось одним немцам. Сегодня же все эти легионеры, усташи и прочие бендеровцы почитаются в своих странах как национальные герои.
Немцев вообще жалко – кругом они крайними оказались, а ведь, судя по «Благоволительницам», неплохие были ребята. К примеру, при сравнительном описании действий нацистских и советских войск на оккупированных территориях куда симпатичней смотрятся немцы и их союзники. Понятно, что повествование ведется от лица офицера СС со всеми вытекающими, однако невозможно себе представить, будто автор сумел полностью абстрагироваться от своего персонажа и не влагал время от времени в его уста собственные мысли. Если суммировать все наиболее экспрессивные картины и сцены романа, как-то само собой получается, что в СССР жертвы среди мирного населения (если не считать целенаправленного, планомерного и тотального уничтожения евреев) носили непреднамеренный, случайный и вообще единичный характер. Взять хотя бы описание гибели беременной крестьянки в одном из украинских сел. Немцы не только попытались оказать ей медицинскую помощь после случайного ранения, но и спасли ребенка. Ребенка впрочем, тут же убили, за что убийца немедленно схлопотал пулю от своего сослуживца. Чем не пример доблести и торжества древнего закона справедливости: око за око?
Иное дело, абсолютно зверское, нецеленаправленное, но оттого не менее тотальное истребление мирного немецкого населения, следы которого главный герой встречает на каждом шагу во время своих скитаний по Померании. Все эти мертвые десятилетние девочки и семидесятилетние старухи с окровавленными промежностями, прибитые к дверям собственных домов – чтоб видели, как насилуют и убивают их жен, матерей и дочерей – отцы семейств, повешенные, перепаханные гусеницами увешанных награбленным добром «тридцатьчетверок» и т. д. Тут, при всем уважении к Джонатану Литтеллу, хочется задать вопрос: как после такого массового изуверства в Германии вообще хоть кто-то уцелел? Не иначе союзники проявили себя истинными джентльменами и каким-то образом поспособствовали сохранению поголовья арийской расы.
Что же до т. н. «окончательного решения еврейского вопроса», то никакого решения в книге нет, хотя вопросов она порождает огромное количество. Возможно автор сознательно уклонился от расстановки акцентов и точек над Ё, да и герой его демонстрирует крайнюю непоследовательность: то собственноручно – безо всякого принуждения – расстреливает представителей богоизбранного – в т.ч. и в Бабьем Яру, то едва ли не жизни им спасает, заботясь – в качестве концлагерного интенданта – об увеличении пайка, смягчении условий и т. д. Этакий, знаете, Шиндлер.
Сильное и страшное впечатление производят цены массовых казней евреев – мужчин, женщин, стариков и детей. Автор подчеркнуто бесстрастен, герой-рассказчик сух и отрешен, и вот этот-то эмоциональный вакуум, этот беззвучный крик и создает эффект ночного кошмара, запредельного ужаса, который не способны передать никакие живописания. Помнится, замечательного французского писателя Роббера Мерля после выхода его романа «Смерть – мое ремесло», проникнутого сочувствием к евреям и осуждающего нацизм, долго третировала именно еврейская общественность – за «попытку беллетризировать Холокост». Что ж, Литтелл «ошибок прошлых» не повторяет – как уже отмечал ранее, его «Благоволительницы» - повествование скорей документальное, нежели художественное.
Вместе с тем, книгу при всем желании не назовешь образцом политкорректности. Достаточно вспомнить лекцию, прочитанную главному герою его покровителем – крупным финансовым воротилой и видным нацистским деятелем – неким доктором с подчеркнуто неарийской фамилией Мандельброд: «Знаешь ли ты, кстати, что термин “национал-социализм” придумал еврей, предтеча сионизма, Моисей Гесс? Прочти как-нибудь его книгу “Рим и Иерусалим” и убедишься. Очень познавательно. И это не случайность: что есть более vоlkisch, народного, чем сионизм? Они, как и мы, признали, что не может существовать Volk, народ, и Blut, кровь, без Boden, почвы, и, следовательно, необходимо вернуть евреев на их землю, Землю Израиля, Eretz Israel, очищенную от других рас. Понятно, это изначальный постулат иудеев. Евреи - первые настоящие национал-социалисты, и уже три тысячи пятьсот лет, с тех самых пор, как Моисей дал им Закон, чтобы навеки разъединить с остальными народами. Все наши великие идеи, Земля как обетование и оплот, понятие избранного народа и чистоты крови, мы черпали у евреев и должны иметь благоразумие признать это».
Еще крамольней звучит мысль, что именно нацисты научили сынов Яхве быть жестокими и беспощадными к своим врагам. Недаром автор послесловия Сергей Зенкин углядел в романе «опыт позднейшей истории, включая воинственную политику государства Израиль (намек на нее довольно прозрачен)». Сдается, Литтеллу крупно повезло с происхождением. Случись ему родиться каким-нибудь французом, португальцем, итальянцем или (упаси боже!) немцем – порвали бы, как стая Бобиков – грелку. За куда меньшие вольности подвергся в свое время публичной обструкции нобелиат Жозе Сарамаго, неодобрения со стороны главного раввина города Рима за недостаточно четко обозначенное осуждение антисемитизма удостоился Умберто Эко, а то, с каким веселым азартом, с каким огоньком и изобретательностью травили старика Грасса за его прошлогодние весенние поэтические опыты, вообще, на мой взгляд, выходит за границы добра и зла.
Что в книге понравилось? Смелость автора, его амбиции, подтвержденные явным талантом. Постмодернистские хулиганства: в романе вообще полно явных и скрытых цитат, прямых и едва угадываемых отсылок к классической и современной литературе. Помимо всеми замеченных и неоднократно обсуждавшихся, добавлю напрашивающуюся параллель с «Пятницей» Мишеля Турнье (как автор, отчасти франкоязычный, Литтелл просто не мог не читать этот роман). Я имею виду сцену, где герой, подражая Тарзану, раздевается и пытается слиться с природой в неком пантеистическом экстазе. Понравился пленный комиссар в Сталинграде, хотя его слова, что нацизм – ересь коммунизма, отдают дешевой пропагандой Госдепа. Младенцу (если только его не учили истории по учебникам Сороса) ясно, что гитлеризм – дитя или, как теперь модно говорить, проект империализма, буфер, дамба, воздвигнутая, дабы защитить западную цивилизацию от красной угрозы. Понравился Кавказ, описанный любовно, умно, по-настоящему глубоко. Понравился Лермонтов. Вообще удивительно, что западный автор так хорошо знаком с нашей классикой (не скажу, что все понимает, но все-таки…). Тронул Крым – рай, который мы потеряли – когда-то эсэсовские палачи там раны зализывали после Сталинграда, теперь же надменно взирают на мир с вершины Ай-Петри натовские военные радиолокаторы. Неизгладимое впечатление оставил по себе жуткий эпизод с участием стихийного вервольфовского соединения, состоящего из малышей и подростков. Этакие «дети кукурузы» на прусский лад. Но подлинной жемчужиной – истинным украшением романа стала сцена с носом Гитлера. Уверен, даже Кукрыниксы не смогли бы припечатать фюрера лучше.
Что не понравилось? Дурацкое (иначе не скажешь) стремление автора сделать из своей книги подобие крутого американского психологического триллера с полным джентльменским набором – кровосмешение, гомосексуализм, материубийство и т.д.). Все это выглядит жалко, неубедительно и скучно. И вообще здорово портит книгу. Однако из песни слов не выкинешь – пришлось воспринимать все эти благоглупости и завитушки, как ливерную – в нагрузку к «Московской».
Своевременность «Благоволительниц», на мой взгляд, состоит, прежде всего, в том, что сегодня события Второй Мировой войны с одной стороны начали как-то странно выветриваться из памяти народов, так или иначе в ней участвовавших, с другой же – подвергаются определенной ретуши – акценты смещаются, острые углы сглаживаются, ценности переоцениваются. Даже в нашей стране пишутся книги и снимаются фильмы про умных и добрых нацистов и бесчеловечных красноармейцев, которых хлебом не корми – дай кого-нибудь изнасиловать, ограбить и убить. Не буду перечислять имена и названия – почитайте отзывы Владислава из Хабаровска – он по этой шушере хорошо прошелся.
К чему упрекать унылого чухонца, что сволок своего (т.е. нашего, разумеется) Бронзового солдата на погост – у них там до сих пор почти в каждом семейном шкафу вместо скелета любовно нашпигованный нафталином эсэсовский мундир хранится. Не зря к ним немцы своих евреев для окончательного решения свозили – самим неудобно было: у каждого второго ты либо учился, либо лечился, а прибалты – нормально, набивали штабелями братские могилы, как потом консервные банки – шпротами. Но вот как, чтоб далеко не ходить, объяснить демонтаж памятника погибшим воинам, располагавшегося на территории школы № 60 города Нижнего Новгорода, что в двух шагах от моего дома? Да, выстроенная на его месте хоккейная коробка нужна – и губернатор у нас очень этот вид спорта уважает, и поколение next должно вырасти здоровым и крепким. Вот только не нужно потом удивляться, с чего вдруг это выросшее поколение зачнет маршировать по улицам, вскидывать руки в «римском» приветствии и скандировать лозунги вроде: «Бей таких-то ( черных, красных, голубых…), спасай Россию» (или как она там будет к тому времени называться…). Памятник, кстати, недавно восстановили – без постамента и на задворках – должно быть, чтоб не мозолил глаза будущим звездам хоккея.
В подобных обстоятельствах выход «Благоволительниц»является если не лучом света в темном царстве, то, по крайней мере, глотком чистого воздуха в удушающей атмосфере всеобщей лжи и молчаливого ей потворства. Литтелл попытался быть объективным – попытался сказать правду. То были, безусловно, его личная – крайне субъективная – объективность и его правда, но он честно попытался, и попытка ему явно удалась. Наверное, это лучший роман о войне из написанных за последние десятилетия.
Теперь было бы крайне интересно прочесть дебютный роман Литтелла – «Bad voltage», написанный в жанре киберпанк. Примечательно, что лучшие, на мой взгляд, отечественные прозаики нашего времени – Алексей Иванов и Виктор Пелевин тоже начинали с фантастики. Первый – с повести «Охота на «Большую Медведицу»», второй – с изумительных рассказов, составивших затем сборник «Синий фонарь». Что это – тенденция? Неужели старина мейнстрим так плох, что ему уже не сдюжить без притока свежей крови в лице представителей т.н. «низких» жанров?

Об этой книге не напишешь: понравилась или не понравилась - для нее это слишком просто. Не напишешь также, интересная или нет. Книга, безусловно, нестандартная. И я согласна с кем-то из предыдущим читателей - книга не о войне, а о человеке. И не о конкретном человеке, хотя главный герой в ней есть - тот, от чьего лица и пишется книга. На мой взгляд, она о человеке, который был подхвачен потоком войны, соединяющей в себе все худшее, что может быть: тут и насилие, и жестокость, и расчетливость, и безумство... То, что главный герой - на первый взгляд вроде бы нормальный человек, при этом интеллигент, а не бюргер или "тупой нацист", безусловно, сыграло значительную роль. Его рассуждения логичны, это не истерический нацистский вопль и не ограниченное сознание, в котором существуют только арийская раса и остальной неполноценный мир. И от этого становится еще страшнее.
Разбирать книгу на отдельные эпизоды, сцены и т.п. не хочется - в целом, на мой взгляд, книга потрясающая, автор смог, безусловно, талантливо и точно показать те извилистые пути, по которому движется сознание человека, как оно может меняться и трансформироваться в зависимости от обстановки, среды и самой личности. Но книга не для любителей легкого чтива, которое берешь, чтобы отдохнуть. Она заставляет задумываться, переживать, искать ответы на многие вопросы, которыми ранее, может и не задавался или не хотел задаваться.

Присоединяюсь к многочисленным восторженным отзывам.
Мне роман показался первым произведением (прочитанным мной), в котором война представлена не как геройство, преодоление, даже не как трагедия и не как передвижение дивизий, армий, единиц техники, а как обычная офисная работа. Герои днем идут на работу выполнять свои должностные обязанности (убивать), строить карьеру, писать отчеты, вечером ужинают в ресторанах, спорят о музыке, ведут светские разговоры и это кажется нормальным.
Есть множество книг о том, как сходят с ума нормальные люди – эта книга через историю одного человека показывает, как сходит с ума великая нация.

Александр Абрамов, переводчик– переводчиком, но, обратите внимание, там еще отдельно указан и редактор, очень знаменитая женщина, Марина Николаевна Томашевская. На ее редактуре даже стоит отдельный копирайт – не полинитесь посмотреть. Это очень умная и опытная женщина-редактор, и если она посчитала нужным оставить коньяк "Арманьяк" – значит такой коньяк есть!

«доброжелательницы» с французского (очень удачно подобрано название «Благоволительницы») – имеются в виду эринии – богини мести древнегреческой мифологии, преследующие убийцу своей матери Ореста. Древние греки, чтобы их успокоить, стали им поклоняться и называть «почтенными», «милостивыми» и «благосклонными».

Гонкуровская премия и Премия французской академии. Здоровенный кирпич на 800 страниц увеличенного формата с монолитным текстом почти без абзацев и с минимумом диалогов, встроенных в поток воспоминаний и размышлений героя (антигероя, протагониста). Максимилиан Ауэ - литературовед, меломан, гомосексуалист, участник инцеста, философ, юрист, нацист, эсэсовец, убийца и палач, Орест и одновременно Эдип. Именно его глазами Джонатан Литтелл, француз американского происхождения с еврейскими корнями, показывает войну на Восточном фронте, «окончательное решение еврейского вопроса» и именно его словами пытается дать хоть какое-то извращенное объяснение тому, как немцы на уровне нации свыклись с ролью палачей. Отталкиваясь от идеи Маркса об отчуждении рабочего от результатов его труда, Ауэ, скрывающийся от правосудия фашистский палач, утверждает, что «при геноциде или в войну в современной ее форме подчиняющийся приказу также отчужден от результата своих действий. Даже в том случае, когда человек приставляет дуло к голове другого человека и нажимает на спусковой крючок».

«Современная история, я думаю, со всей очевидностью засвидетельствовала, что все - или почти все - в подобных обстоятельствах подчиняются приказу... Если вы родились в стране или в эпоху, когда никто не только не убивает вашу жену и детей, но и не требует от вас убивать чужих жен и детей, благословите Бога и ступайте с миром. Но уясните себе раз и навсегда: вам, вероятно, повезло больше, чем мне, но вы ничем не лучше». На научном уровне данная проблема рассмотрена в исследовании профессора Оксфордского университета Клаудии Кунц «Совесть нацистов», в которой анализируются в том числе прогитлеровские взгляды академической науки, особенности немецкого бюрократического аппарата, формирование механизма вовлеченности населения в нацистскую идеологию и принятия в обыденное сознание необходимости истреблять миллионы людей. Уверен, что Литтелл подробнейшим образом изучал эту монографию. Как и многие другие. Сам автор утверждает, что написал роман за 112 дней в Москве, на Чистых прудах, но готовился к этому в течении 6 лет, штудируя более 200 книг о Второй мировой войне. Представьте себе, каков масштаб источников, если Литтелл на стр.763 упоминает по сути дела даже Штирлица: «Мюллер искал «крота», вражеского агента, появившегося, скорее всего, в окружении высших должностных лиц СС».

Роман начинается с вторжения гитлеровцев в СССР. Описываются массовые зверства и убийства со стороны националистов после взятия немцами Лемберга (это немецкое название Львова, но пояснений со стороны переводчика и редактора нет. К такой насыщенной книге неплохо было бы добавить постраничных примечаний). Жесточайшим образом описан Бабий Яр. «Как раз этого я и не мог постичь: пропасть, полное несоответствие между тем, как легко убивать и как тяжело умирать. У нас выдался всего лишь очередной гнусный день; для них он был последним». В книге содержатся ужасающе подробные описания массовых казней, убийств женщин, детей, новорожденных. Автор вскрывает механизм оправдания своих действий знатоком Канта и Гегеля. Разум должен был найти путь примирить Ауэ с действительностью и нашел его: высшая необходимость, подчинение приказу и воле своего народа, выраженной через слова фюрера. «С детства я был одержим стремлением к абсолюту и преодолению границ; эта страсть и привела меня к расстрельным рвам на Украине. Я всегда желал мыслить радикально; вот и государство, и нация тоже выбрали радикальное и абсолютное». Раз за разом автор все более углубляет личный расстрельный ров Максмилиана Ауэ. От роли бюрократа он переходит к роли свидетеля, а затем и непосредственного исполнителя (вплоть до многочисленным убийств по личным мотивам). При этом Литтелл проводит через восприятие своего главного героя все основные неоднократно описанные в литературе парадоксы нацистской совести - Ауэ жалеет не убитого с первого раза мальчика, отводит четырехлетнюю девочку к матери - в траншею под пули, сожалеет о расстреле юного пианиста, развлекавшего офицерскую компанию, пока не повредил руку. Многие из убийц теряют рассудок или хотя бы впадают в депрессию, но только не Ауэ. Его извращенный ум ввел организм как бы в спячку, превратив эсэсовца в стороннего наблюдателя исторического процесса. В тексте обнаруживается огромное количество реальных исторических персонажей. Гейдрих, Шелленберг, Мюллер, Эйхман, Хесс, Менгеле, Гиммлер, Шпеер, Кальтенбруннер и многие другие, Гитлер, в конце концов, на расстоянии укуса. В самом романе коллеги Ауэ - интеллектуалы, умники, образованнейшие люди, доктора и профессора, юристы, историки, экономисты, все как один члены СС и СД, обосновывают в своих разговорах необходимость массовых убийств. Томас Хаузер, ближайший товарищ Макса Ауэ, – один из важнейших персонажей романа, своеобразный Мефистофель, который раз за разом влияет на судьбу главного героя, с одной стороны всё больше увлекая по пути бесчеловечности, а с другой – неоднократно спасает ему жизнь и способствует карьерному росту.

Русские в романе показаны иногда излишне реалистично жестоко: трупы заключенных во Львовской тюрьме, останки расстрелянных в лесу, «монгольская орда» вторжения в Германию. Однако с неизменным уважением: «...дразня своих коллег, я им зачитывал письма Стендаля об отступлении из России. Некоторые страшно оскорблялись: «Да, французы, возможно, никчемный народишко. Но мы – немцы». – «Справедливо. Но русские-то остаются русскими». Послесловие к роману подробно рассматривает феномен Литтелла как русского писателя – отсылки к прозе Лермонтова (Ауэ на Кавказе), Толстого (война и мир эсэсовца) и Достоевского (свое самое страшное преступление Ауэ совершает топором) среди наиболее очевидных. Как справедливо указывается в послесловии, роман написан от лица убийцы в гуманистической традиции. Очень важен для характеристики позиции автора разговор Ауэ с пленным комиссаром полка в Сталинграде – тот рассматривает нацизм как ересь коммунизма. Соглашаться с Литтелом, не видящим особой разницы в идеологической жестокости двух тоталитарных режимов не стоит: тут скорее прав Захар Прилепин, в своей рецензии уже называющий автора живым классиком мировой литературы, но предлагающий сравнить число жертв среди мирного населения в СССР и Германии, причем в последнем случае основной вклад внесен бомбардировочной авиацией союзников. Много информации о Восточном фронте, известной из других источников, искусно вплетенной в повествование. Роман написан в стиле постмодерна, причем в тексте попадаются аллюзии, целые литературные цитаты и прозрачные намеки. Роман двигается по датам и территориям, превращаясь в бесконечный кошмар: ранение, бред, санаторий на Взморье, Берлин, Париж, поездка к матери на юг Франции, назначение в штаб рейхсфюрера, инспектирование концлагерей, усилия по повышению производительности труда заключенных, Польша, Венгрия, эвакуация узников, Померания, осажденный Берлин. Нацистская индустрия смерти показана на уровне бюрократической структуры, подчеркивается механистичность и планомерность уничтожения людей. Аушвиц (Освенцим): «Внизу находятся еще два крематория.., изолированные газовые камеры вмещают до двух тысяч человек... главное препятствие - мощность печей. Их для нас специально разработала фирма «Топф»; официально один запуск на двадцать четыре часа рассчитан на семьсот шестьдесят восемь тел. Но, если нужно, мы загружаем тысячу или даже полторы тысячи».Чернильный офицер, бюрократ Ауэ идет по войне, много кого убивая, но никогда – на поле брани. Он дважды отверженный в рядах СС: уголовный убийца и гомосексуалист. Преследование гомосексуализма в нацистской Германии анализируется, например, в книге А.Васильченко «Сексуальный миф III Рейха»: в Вермахте в 1942 году за него были осуждены 1578 человек, в том числе 63 офицера. Только между 1937 и 1939 гг в Германии по этому обвинению были арестованы 95000 мужчин. Роман переполнен мерзостью и гадостью войны, грязью, непотребством, извращенными сексуальными действиями и фантазиями, на его фоне претензии «наших» к Сорокину выглядят смехотворными. Все эти фантазмы делают рассказ Ауэ предельно откровенным и невероятно реалистичным, одновременно превращая в фантасмагорию. Жизнь Макса Ауэ постепенно начинает напоминать бред: сновидения, полные испражнений; трансовое пребывание в доме сестры перед приходом русских; сыщики Клеменс и Везер, преследующие его как церберы (не они ли первые из «благоволительниц»?); нежелание принимать очевидную действительность (кто родители близнецов?), провалы в памяти; неясные отношения с Хеленой, сражающейся как минимум за его душу. Именно последней принадлежат слова, характеризующие обреченное отношение немцев к возмездию: «мы это заслужили». К удаче Литтелла следует отнести невероятно мощный финал. Встреча пробирающихся по русским тылам в Померании офицеров СС с вооруженными детьми и разговор с фюрером посредством консервной банки войдет в историю военной литературы, безусловно. Под конец автор не выдерживает и добавляет из хулиганства совершенно невообразимый инцидент, устроенный героем во время его награждения Золотым крестом непосредственно Гитлером перед смертью последнего. Это как капля меда в огромную бочку чернейшего дегтя этого ужасного и безжалостного романа.

Вывод: один из важнейших романов о Второй мировой войне, не для слабонервных. Критики видят в нем китч, поклонники – культурный феномен. Одно скажу точно: ничего подобного никогда не читал.

Мне нравится рассказывать историю о том, как была написана эта книга. Автор, натурально, взял ящик виски, на четыре месяца заперся в гостиничном номере на Чистых прудах и написал текст, получивший Гонкуровскую премию. До этого несколько лет собирал материал, но это уже неромантическая проза жизни.

Хороша та книга, сюжет которой не укладывается в описательную формулу "эта книга о". Увесистый том, способный служить орудием убийства, можно прочесть как очередное свидетельство зверства войны, историю психически нездорового человека, но кто теперь здоров? Будь вы на моем месте, вы поступили бы так же, - философствует рассказчик, - так что радуйтесь, что вы - там, а не тут. Он - мальчик, который выжил и написал мемуары. Вчерашний студент, он становится офицером СС, одним из "решителей" Еврейского вопроса. Не в силах обладать любимой женщиной, он меняет ориентацию. Вместе с ним мы переживаем вторую мировую войну и крушение городов и морали.

Исполнитель, он перестраивается вслед за должностью и волей фюрера. Евреи в какой-то момент переведены из разряда непримиримых врагов в рабочую силу. И наблюдавший за их расстрелами главный герой заботится об увеличении их пайка, обуви, всю дорогу внезапно, вспышками, замечая, что лес-то состоит из деревьев.

По этому роману хорошо писать научные работы. Он прекрасно годится для поисков мифа об материубийце-мстителе Оресте и друге Пиладе, мотива греческой судьбы, влиянии и мотивах русской, зарубежной литературы. Я читала его как приключенческий постмодернистский роман: причем сменялись не только реальные, исторические, но и галлюциногенные сюжеты. Текст спорный, но притягательный - не смакованием, а предельным натурализмом образования зла из идеи, долгом обязанных исполнителей и вечной бюрократии.

Я не отважился бы назвать «Благоволительниц» главной книгой XXI века, но выход романа на русском, думаю, можно считать одним из главных литературных событий прошедшего года. Возможно, это также лучшая книга о Второй Мировой со времен Ремарка («Время жить и время умирать»). Повествование охватывает период с 1941 по 1945 гг. Рассказчик – и главный герой – эсэсовец Максимилиан Ауэ, «бумажный солдат», точнее, офицер - канцелярский работник высшего звена. В силу служебных перипетий, он перемещается по всей линии Восточного фронта, под конец войны оказывается в Польше, а в апреле 45-го – в Берлине.

Исторические события (оккупация Украины, война за Кавказ, Сталинградский котел, Аушвиц, взятие Берлина) описаны подробно, почти с документальной точностью. В романе вообще много документального. Именно это, а вовсе не многочисленные сцены насилия (данные отстраненно, почти сухо), делает его трудночитаемым – черта, на которую указывают почти все без исключения критики и читатели. Персонажей – реальных и вымышленных – в романе не меньше, чем в «Войне и мире» Толстого, так что уже к середине начинаешь путаться в нескончаемом множестве немецких фамилий. Некоторые герои (Гиммлер, Борман, Мюллер) хорошо знакомы нам по сериалу «17 мгновений весны», ассоциации с которым во время чтения неизбежны. Упоминается даже наш Штирлиц: не по фамилии, разумеется, а как «крот» в высших эшелонах СС.

Документальность не умаляет литературных достоинств романа, а служит как бы гарантом подлинности художественных образов. Кафкианские кошмары – во сне и наяву – на этом документальном фоне предстают в невообразимом свете. В романе есть не только мощный философский посыл, но и герой, что большая редкость для современной прозы. И не какой-нибудь марципановый Фандорин, а именно настоящий герой. Почти как в русской литературе позапрошлого века. К слову сказать, наши критики очень любят сравнивать Литтелла с отечественными классиками. Есть даже включенная в издание статья Сергея Зенкина «Джонатан Литтелл как русский писатель».

Максимилиан Ауэ, в сущности, - очень больной человек - психически. Перверсированный Эдип, безнадежно влюбленный в родную сестру, он вдобавок еще практикующий гомосексуалист – весьма извращенный: во имя долга, но не удовольствия ради. Безумие Ауэ образует единое целое с безумием нации. Нацизм берется автором в психопатологическом измерении: с иррациональными посылами и жесткой внутренней логикой (характерной, кстати, для шизофрении).

Но ключевая тема здесь не нацизм, не Холокост, а этика палача как таковая. Ауэ родился в предвоенной Германии, слушал речи нацистов, тосковал по отцу, пропавшему без вести. Оказался в СС, искренне веря в идеалы партии. Не садист и не палач, Ауэ не хотел никого убивать, а мечтал отдать всего себя родине. Сознание его было отравлено идеологией нацизма, но это вроде бы, не вина его, а беда. Но эти два понятия становятся почти неразделимы в контексте романной философии. Название книги отсылает к Античности: Благоволительницы – никто иные, как древнегреческие Эринии, богини мести. Это, в общем, довольно странная этика для современного европейца: есть поступок, есть возмездие – вещи необходимые и достаточные. Ничего вне попросту не существует. Это и приговор, и оправдание одновременно.

Отдельно хочется отметить уровень издания. Очень хорошо, что «Благоволительницы» попали в руки именно AdMarginem-у, а не Эксмо или АСТ, к примеру. Роман, написанный то ли за два, то ли за три месяца, Ирина Мельникова переводила три года. Перевела, как мне кажется, великолепно. Что еще интересно, к работе над изданием был привлечен научный консультант – крупный историк, специалист по войскам СС – практика сегодня не слишком распространенная: тут и дополнительные расходы, и простое нежелание издателей делать лишние телодвижения.

Максимилиан Ауэ-офицер СП и СД, от его лица ведется повествование и его глазами мы будем видеть войну и все что ее окружает. Он один из участников программы под названием Окончательное решение еврейского вопроса. Вместе с Максом читатель проследует по Украине( Львову, Харькову), Кавказу( в том числе Пятигорску), окажется внутри Сталинградского котла, лагерям Аушвица (Освенцима), Венгии и конечно в самом Берлине в момент его захвата русскими войсками. Роман разбит на семь глав, каждую из которых отличает своя тональность и ритм.
Токкакта- С этих слов начинается роман и глава. Этими словами глава заканчивается: . Многие ли из нас смотрят на фашистов, как на обычных людей таких же как и мы с вами, из плоти и крови, с такими же устремлениями в жизни, которые любят все атрибуты жизни, своих близких и родных. Кто-то наверно не думает вовсе, а кто-то верит что они были звери и убийцы, а не нормальные люди. Литтелл показывает и доказывает нам , что это не так. Просто нам повезло и мы родились во время когда нет войны- это единственное отличие нас от них. Им повезло меньше, поэтому им приходилось выполнять приказы и убивать, убивать много и часто людей мирных. Во время войны человек теряет два важнейших человеческих права- Право на жизнь и Право не убивать. Токката- это можно сказать предисловие к роману. 29 страниц. Автор обращается к читателю, ставит перед ним вопросы и проблемы которые его волнует, задает ритм дальнейшего повествования, показывает каким литературным языком будет говорить( в ритме документальной хроники), призывает если не нравится сейчас, не продолжать дальше( кто помнит в предисловии к Братьям Карамазовым Ф.М. Достоевский обращался к читателям с аналогичным посылом).
Аллеманды 1и 11- одна из самых объемных глав романа, наряду с 5 главой- Менуэтом. Начало войны с Советским Союзом, 1941 год, Украина. Германия уверена в своей победе, безгранично доверяет фюреру и имеет самую сильную армию в мире. Начинается тотальное уничтожение евреев и большевиков. За десять убитых немецких солдат, немцы расстреливают тысячу евреев, за каждого по сотне. Луцк, Львов, Харьков, Киев, Нальчик, Пятигорск- место действия второй главы. Я привел неполный отрывок из романа описывающий казнь партизанки в Харькове. Сухим языком Литтелл подбирает метафоры и бьет наотмашь по лицу, действительно так, что выжигает мозг. Вот так написан этот роман, сравнениями и образами предстающими перед глазами и западающими в сердце, шокирующие своей правдоподобностью и литературным мастерством. В этой главе происходит множество событий, самые знаковые из низ- расстрел евреев в Бабьем Яру, повешенные в центре Харькова на памятники Ленина, встреча история еврейского мальчика Якова, убийство немецким офицером младенца, схватив его за ножки он размахнулся и разможил его голову об угол печки( перекличка с Казаками Л.Н. Толстого), перевоплощение Ауэ в Печорина во время нахождения в Пятигорске, он читает Героя нашего времени, посещает музей Лермонтова и идет на место его последней дуэли, смерть немецкого лингвиста Фосса по глупому недоразумению, совращение Партенау в санатории- очень мощно и это конечно далеко не все. Приведу еще отрывок из главы- расстрел евреев Бабьем яру продолжался несколько ночей- .
Куранта- Сталинград, ранение в голову. Самая сильная в эмоциональном плане и шизоидная глава в романе.
Сарабанда- самая спокойная. Минимум событий. Макс получает повышение, проходит лечение в Берлине, пытается оформить перевод в Париж, безуспешно, Двойное убийство матери и отчима топором в беспамятстве( Раскольников)
Менуэт- поступает на службу в личный штаб Гиммлера, посещение концентрационных лагерей, поездка в Венгрию с целью перевоза евреев в Рейх на работы. Очень насыщенная событиями глава, не буду тратить время на пересказ.
Напев- Макс предается воспоминаниям о сестре-близняшки Уне- единственной любви всей его жизни и тихо сходит с ума в одиночестве в ее загородном доме.
Жига- самая бесшабашная и фантасмагорическая, зверства русских солдат, дети-партизаны- убийцы, встреча с фюрером, падение Берлина.
Я описал только самую малую часть событий, которые происходят в этом романе. Литтелл сделал вроде невозможное, в 800-страничном фолианте он сконцентрировал такое количество фактов, имен, историй, событий, суждений, картин ужаса и бесчеловечности, что голова пойдет кругом у любого. Четкими геометрическими линиями он прочерчивает хитросплетения сюжеты, с точностью и мастерством великого математика. Я до сих пор не отошел от воздействия этого романа и буду вспоминать еще долго. Благоволительницы-шедевр современной прозы, это не подлежит сомнение, таких романов не писали наверно в последние лет 20 и невысока вероятность в ближайшем времени. При это задаешь себе вопрос как и кто?? Литтелл не то что не большой писатель, он вообще можно сказать не писатель, до своего Великого романа, он не создал ничего интересного и достойного. Задаешься вопросом как человек в 39 лет, создал такого монстра, по моему необъективному мнению без всяких сомнений- главный пока роман 21 века. Соглашусь с г-ном Данилкиным, который сказал это как раз тот роман, который хочется написать самому. Роман не кристально честный и правдивый, без нравоучений и морализаторства показывающий тебе все ужасы войны и безжалостного уничтожения людьми других людей. Его ценность в том, что автор не пытается заставит тебя сопереживать или встать на чью-то сторону, он просто демонстрирует тебе картины будто из кинохроники, транслятором которой является Максимилиан Ауэ. Эйхман, Хесс и многие другие нацистский преступники, обычные люди со своими недостатками, а не чудовища и монстры. Эйхман- чересчур исполнителен, Хесс- чересчур отстраненный. Война выводит жестокость большинства людей на запредельный уровень это так, люди просто жестокие в мирное время, во время военное становятся бесчеловечными садистами и убийцами себе подобных. Но будем честны с самими с собой, таких уродов не много, а большая часть это - обычные, нормальные, здравомыслящие люди - кирпичики составляющие фундамент любого государства.
Это не только роман о войне, это роман о жизни, книга обо всем и которая касается всех и каждого. Это честно великий роман. Это наверно та книга, которую я например очень долго ждал. Книга которая в принципе должна, что маловероятно, вывести современную прозу на новый уровень и стать эталоном в жанре романа. Хотя уже видно, что все складывается не совсем так, книга вышла в Европе 5 лет назад и многие в мире оценивают ее очень однобоко. Мнения критиков тоже очень противоречивы, кто-то пытается найти неточности в исторических событиях, кто-то осуждает автора за излишнюю жестокость и натуралистичность сцен с убийствами евреев, кто-то видит в самом Ауэ извращенца и убийцу родной матери, кто-то оценивает как роман о войне и призывает читать исторические документы, кто-то вообще не дочитал до конца и считает роман скучным и нудным, кто-то обвинит автора в очернение русских солдат. У каждого человека есть свое мнение и это его права выносить свой вердикт. Для меня лично роман Джонатана Литтелла- книга поколебавшая мои жизненные устои, заставившая переосмыслить взгляд на свои жизненные ценности, произвела неизгладимое впечатление своими литературными достоинствами и является романом о Жизни как она есть, посредством рассказа о войне двух держав России и Германии и что самое важное победивших в этой войне нет, а есть только проигравшие. Этот роман относится к той когорте книг, которые выше всяких оценок и суждений. По мастерству написания и степени воздействия могу привести визионерский роман Альфреда Деблина Горя Моря и Гиганты, который переведен на русский и поступил в продажу тоже в 2011 году, но написан он был в 1924 году. Деблин вглядывался и рисовал картины будущего, а Литтелл прошлого, что на мой взгляд труднее.
P.S.

роман оставил двоякое впечатление - это безусловно сильная претензия на качественную прозу, множество аллюзий, размышлений (хотя и довольно банальных в целом), мрачной иронии и мастерски написанных отдельных сцен, связанных тягучим цементом второстепенного, лишнего текста. Эти отдельные сцены подобны комнатам в большом пустом доме, чтобы добраться до них надо пройти сквозь холодные и однообразные коридоры, увешанные безликими табличками с именами офицеров и должностных лиц СС, а также более-менее известных фактов, надерганных из документальных архивов 2-й мировой. Апофеозом романа на мой взгляд являются сталинградские сцены, наверное уже только ради них стоит читать Благоволительниц, сразу после Сталинграда роман провисает, и уже ближе к финалу становится все больше и больше похожим на фантасмагорию, на фугу звучащую в воздушной тревоге над горящим Берлином, на сон перемешанный с явью. Глава "Напев" слишком избыточна, нарочито провокативна, хотя именно она становится некоей поворотной точкой романа, заканчивающегося, к сожалению, пшиком, хлопком вместо оглушительного взрыва...
Этическая проблема "добра" и "зла" в романе размыта, ни автор ни его герои не дают этических оценок происходящему, перенося все что происходило в 40-х в контекст греческой трагедии, где главной движущей силой является рок, неумолимый, безжалостный словно стихия, он довлеет и над теми кто стал его жертвой и над теми кто стал его инструментом, исполнив с нотного листа судьбы "Todesfuge". Подобный прием использовал Лоуренс Норфолк в романе "В обличье вепря", прослеживая аллюзию между греческим мифом и событиями времен 2-й мировой, но мне кажется что Литтелл пошел несколько дальше, перенося в контекст эллинского мифа, проблематику не только судьбы, добра и зла, но и кантианский моарльный императив как таковой.
В общем подводя итоги - роман весьма неплох, прочитать дабы составить сосбственное мнение его непременно стоит (несмотря на ряд слабых мест), хотя пожалуй это не та книга, которую можно было бы назвать жемчужиной мировой литературы. А для тем кто интересуется 3-им Рейхом, его рождением и закатом, стоит почитать книги Ричарда Эванса или Уильяма Ширера

Уже проник в самый центр повествования...Вначале история как будто нарочно тормозит разгон сюжетного локомотива (особенно это ощущается в Стакатто),лишь в некоторые,самые неожиданные моменты взрываясь истеричными всплесками неконтролируемого насилия,разрывающего ткань обманчиво спокойной и усыпляющей своим однообразием реальности.Эти резкие монтажные переходы от утомительной рутины и повседневности к взвинченным до предела нервного напряжения моментам чистого хаоса и психического распада личности,что почти на физическом уровне заставляют ощущать пугающие мутации сознания,отравленного идеями собственного совершенства,безумно похожи на вспышки озарения медленно сползающего в тягучий и лихорадочный бред неизлечимо больного,воспалённый мозг которого заражен вирусом эпидемии расовой стерильности...Проработав эту монолитную породу человеческих страстей и низменных искушений в духе подлинной античной трагедии,вознаграждаешься совершенного происхождения залежами чистейшей истины о природе мышления и духовной ценности жизни,сознания,гуманности,которые ничего не значат в контексте философии,отвергающей войну и страдания.