В книге московского поэта и критика П. Белицкого, участника литературной группы \"Алконостъ\", впервые как единое целое представлены стихи и эссе, печатавшиеся в журналах \"Октябрь\", \"Арион\", \"Вопросы литературы\" и других изданиях.

В книге поэта Павла Белицкого "Разговоры" стихи и эссеистика разбиты не на два отдела - стихи в начале, опыты в конце - а на семь. Далеко не новый "ансамблевый" принцип, однако же, работает. Внутренняя динамика - от вечного к злобе дня. Первая часть, точнее двучастие, - античная: небольшой поэтический цикл "Чспнпт рсщфпт" и эссе "Символика пещеры и скитания Одиссея". В отношении стихов автор следует своему кредо, выраженному в шестой части - нескольких эссе под общим названием "Слишком человеческое": отвержение всяческого эстетизма, выражающееся в "запасе прочности", то бишь содержательности, с одной стороны, и словесной внятности - с другой. Этот цикл в книге - самый "бродский", что само по себе и не ново, но в контексте книги приобретает значение символическое: пафос "Разговоров" - апология перечитываемой поэзии. Античность в таком контексте становится знаковым периодом в смысле абсолютной "перечитываемости" и столь же абсолютной незлободневности и вневременности. Интонации, наводящие на мысль о Бродском, эту идею вневременности еще усиливают: античность Белицкого - и "та самая" античность, и античность, прочитанная Бродским, и мировой культурой вообще. Эссе, посвященное "Одиссее", такое же "акмеистическое" (в смысле тоски по мировой культуре): Гомер подчеркнуто интерпретируется сквозь Порфирия, вообще через призму поздней античности.
Второе двучастие - "Ямбы" и "Человек между временем и культурой". Если искать аналогию с каким-то поэтическим периодом (менее очевидную, чем в первом цикле, но все-таки едва ли не самим автором подсказываемую), то "Ямбы" - это уже русский XX век, а через его посредство - и XIX. "Человек между временем и культурой" - литературные портреты Дельвига, Флобера, Маяковского, Вагинова (поэта!) и Блока. Маяковский и Блок в этом ряду, пожалуй, наиболее важны для Белицкого; первый - своей полузабытостью именно как поэта: интерпретация автора "Разговоров" - попытка взгляда, не замутненного ни политикой, ни формализмом. Блок здесь скорее символ "ненормальности" и совестливости поэзии. Злободневность уже на пороге и в финале - "Из разговоров о Москве", "Слишком человеческое", "Из "Безыскусных разговоров" - она появляется во всей своей красе. Все болячки современной поэзии еще раз предстают перед взором читателя, которому тоже приходится поразмыслить над тем, в чем же, наконец, сущность и особенность не только современной поэзии.