Стоматолог Алексей Пехов выполнил работу исключительно профессионально. Он создал роман-протез, роман-мост, призванный скрасить жизнь даже полностью лишённым зубов читателям, привыкшим к протёртым фэнтезийным кашкам. Теперь и они могут узнать вкус сурового викторианского нуара.
Действие романа «Пересмешник» происходит в стимпанковском городе Рапгаре, центре империи, подчинившей себе половину обитаемого мира. Правда, мир этот, кажется, не очень велик, во всяком случае, город Рапгар в нём уникален. Именно здесь на землю сошёл Бог, оставивший у руля своих потомков: аристократов, от рождения владеющих Атрибутом и Обликом. Рапгар населяет множество рас, но власть меньшинства, ведущего начало от Бога, почти никто не пытается оспаривать. Только последние несколько лет выдались неспокойные: некий ночной душегуб, прозванный Мясником, режет аристократов, как кур, выкладывая из растерзанных тел замысловатые композиции.
Диккенсовский Лондон – чрезвычайно скучное место. Его давящую серую невыразительность могут нарушить только изощрённые преступления. Сам Конан-Дойль справедливо полагал свои сочинения о Шерлоке Холмсе бульварщиной, презирая благодарных читателей, игнорирующих его «серьёзные» вещи. Что до Алексея Пехова, то он сочинил «Пересмешника», смешав свои смутные представления о викторианском бульварном романе с яркими кинематографическими впечатлениями. Его герой носит маску Джонни Деппа, но само зрелище срежиссировано не Бартоном и не Хьюзом. Скорее, здесь приложил бы руку создатель «Хеллбоев», но, увы, Дель Торо не делает сериалов. А «Пересмешник» всё же слишком растянут для энергичного подпружиненного блокбастера. По формату это длинный телевизионный фильм, не избежавший скучноватого нагнетания метража.
Автор поставил на «обстоятельность», кажущуюся непременным свойством добротной романной старомодности. С одной стороны, он вроде бы заботится о динамике, и первая, завязывающая интригу, экшн-сцена происходит уже во второй главе: «… я ударил наглеца серебряным набалдашником по шее, и тот рухнул на пол с достаточно ощутимым грохотом. Находящийся в дверях жвилья взял быка за рога, выхватив пистолет и направив его мне в лицо». Однако всю правду о герое мы узнаём только на второй сотне страниц, и догадаться о ней раньше вряд ли возможно, потому что между строк это никак не читается (мы знаем, что он отсидел несколько лет по ложному обвинению, вот и всё). Герой выглядит бездельным денди, не лишённым обаяния, но ничем не выдающимся. Хоть он и аристократ, но даже родовые таланты ему достались самые непримечательные. Атрибутом служит никчёмное умение имитировать чужие голоса, а облика нет вовсе (принимая его, он лишь на шесть секунд делается невидимым). Между тем, когда открывается истина, он оказывается настоящим, классическим героем нуара: мертвецом, получившим неопределённую отсрочку и спешащим найти тех, кто его подставил.
Нуар не определяется лишь сюжетом и атрибутикой. Он требует определённого жёсткого стиля, своеобразного юмора, узнаваемой интонации, лапидарности во всём. Это тонкий и нервный жанр, но Пехова это, кажется, совсем не заботит. Он берёт лишь главные, сущностные моменты (зубы нужны, чтобы кусать и сверкать ими при улыбке), выстраивая грубую, но прочную имитацию. И надо сказать, в рядах беззубой фэнтези сработанные им клацающие челюсти действительно выглядят эффектно.
«Пересмешник» переполнен лишними сущностями, не играющими роли в сюжете. Почти всю его историю можно было бы рассказать в реалиях того же Конан-Дойля, не потеряв объёма и смысла. Но это была бы слишком трудная работа, как для автора, так и для читателя. Вся эта магия, демонизм выдуманных религий, пестрейшее расовое разнообразие – от растений-изобретателей и черепах-электротехников до котов-мигрантов и железнодорожных кротов – нужны лишь как пёстрые занавесочки, скрывающие неструганные доски наспех сколоченной сцены. Автору так проще: снимаются всякие вопросы о правдоподобии, ведь лучше нафантазировать заведомо несуществующее, чем в деталях представлять реально существовавшее. Фантазийный фейерверк заслонит любые провалы вкуса и здравомыслия. И читателю легче: во-первых, не заскучаешь – картинка радует глаз и непрерывно обновляется, а во-вторых, ни задумываться, ни присматриваться не надо – всё броско, ясно, лубочно выпукло. На том стоит промышленное производство фэнтези.
И всё же автор совершил своего рода подвиг. Ему таки удалось вытянуть из фэнтезийного болота тяжёлую крепкую телегу настоящего детектива. Расследовать серийные убийства – это не магические поединки описывать, тут даже самой Марининой не всегда удавалось концы с концами свести. А Пехов даже удобными клише не воспользовался. Не стал, например, делать маньяком того, на кого никогда не подумаешь. Зато раскрыл целый заговор против основ миропорядка. И главная удача романа в том, что финал вышел органичным, что сплетение магии с детективом показало свою редкостную уместность именно в кульминации и развязке. Любая теория заговора кажется нарушением правил детектива, тогда как в магическом триллере она на самом своём месте. В рамках чистого детектива невозможно идеальное преступление, совершённое ради освобождения абсолютного зла. Здесь – пожалуйста. Но самое важное – то, что там происходит с героем. Ни в каком самом разнуарном детективе такого не покажешь. Во-первых, он по-настоящему умирает и видит смерть: двухвостую кошку, облизавшую смертельную рану и решившую, что такая добыча ей пока не нужна. Во-вторых, он обнаруживает, как использовать свой никчёмный Атрибут для спасения мира. В-третьих, он мстит и наказывает зло с такими спецэффектами, что мало не покажется.
А еще более важно, что на последних сорока страницах перерождается авторский язык. Автор перестаёт мекать и выдавать напыщенные глупые перлы, заговорив вдруг чисто и сильно.
По прочтении, оглядываясь на пройденный путь (порой мучительный, чего уж там), ясно видишь, как легко можно было убрать расставленные автором препоны, просто вычёркивая провисающие места. Ну да, текст похудел бы на четверть. Зато от приключений сдержанного джентльмена, склонного к беседам с собственной тростью, невозможно было бы оторваться.